— Алгоритм защиты разработан, — вмешивается в идиллию Триста двадцатый.
— Ты поэтому меня отпустил? Закончил расчеты?
— Подтверждение.
— И что это за алгоритм?
— Не смогу объяснить в двух словах.
— Ты можешь просто показать. До сих пор у тебя неплохо получалось.
— Не стоит тратить время. Ты все равно не поймешь. С вероятностью 80 процентов алгоритм обеспечивает надежную защиту от любого нападения, исключая атаку с применением армейской техники или авиации. Защита на малых дистанциях будет производиться имеющимися средствами.
Снова начинает пощипывать плечи.
— Программа защиты задействована. Выход на расчетный уровень защиты в пределах данной планеты через десять часов.
— Теперь можно не бояться?
— Бояться не следует. Следует соблюдать осторожность.
— Спасибо, дружище. Что бы я без тебя делал?
— Сидел бы на Джорджии в полной безопасности, — ворчит мой помощник.
Отчего-то мне кажется, что он не договаривает. Скрывает от меня часть правды. Расставляет акценты в нужном порядке. Никогда между нами такого не было. Мне казалось, что я понимаю свою электронную половинку. И доверяю ей.
— Все будет в порядке, — успокаивает Триста двадцатый. Еще бы. В отличие от него, мне невозможно скрыть свои мысли.
И все же мне становится легко. Согласитесь, насколько лучше жить, зная, что тебя не прихлопнут, как насекомое. И постепенно я забываю о странном недоверии, посетившим меня. Смутная мысль, что, возможно, я забываю об этом не без чужой помощи, какое-то время бродит внутри. Но потом гаснет и она. И я вновь погружаюсь в волну звуков. Волна накрывает меня с головой.
Композиция заканчивается длинным соло на ударных. Зал одобрительно плещет хлопками. Взрывается свистом.
— Добрый вечер, придурки! — вопит в темноту, опасно нависая над краем сцены, бас-гитарист. Темнота отвечает гулким нестройным ревом. — Еще не подохли со скуки? Я надеюсь, что наша музыка поможет вам испортить себе настроение. Доведет вас до самоубийства. До прыжка с моста. До петли. Обещаю вам трудную смерть. Внимание: мы начинаем!
И под громовую овацию стайка бэквокалисток с неестественно длинными ногами и тонкими талиями высвечивается из тумана. Покачивая бедрами, они что-то томно шепчут на разные лады, пока клавишник заводит публику пассажем с постепенно раскручивающимся темпом.
— Филодора на сцену! Филодора! — беззвучно орут в передних рядах, обнаружив подвох, самые продвинутые. Но их никто не слышит. Музыка топит их крики. Гитарист самозабвенно терзает струны. — Филодора! Фи-ло-до-ра!
Крики расползаются по толпе, как круги по воде от брошенного камня. Вот уже они мечутся из конца в конец зала. Отталкиваются от стен. Набирают силу. Азарт публики придает им организованности.
— ФИ-ЛО-ДО-РА! ФИ-ЛО-ДО-РА! — скандирует зал, почти перекрывая музыку.
В конце концов, после шести бутылок темного пива и двух таблеточек “успокаивающего”, Филодор, покачиваясь, выползает из своей гримерной. Срочным порядком вытащенный из артистического буфета импресарио поддерживает звезду. Все вокруг уверены, что парочка просто держится друг за друга, чтобы не свалиться. На Филодоре ослепительно белая рубаха, строгий черный галстук и мерцающие синим свободные штаны. Свет ламп отражается от синих же башмаков. Вокруг откуда-то образуется небольшая толпа. Технический директор, который что-то настойчиво спрашивает, но его никто не слушает. Хореограф — томная дамочка с тонкой сигаретой в ярко накрашенных губах. Администратор в сопровождении пары распорядителей. Тайно снимающая все происходящее корреспондентка местного молодежного издания, прикинувшаяся приглашенной медсестрой. Даже бригадир рабочих сцены зачем-то затесался. Всем интересно происходящее. В воздухе носится аромат назревающего скандала. Личный телохранитель идет впереди и с некоторым презрением поглядывает на перекрывших все входы и выходы местных охранников.
— Где моя гитара? — громко вопрошает звезда.
— Твоя гитара на сцене, Фил, — заверяет импресарио.
— Ты уверен?
— На все сто. Слышишь — вон она играет.
— Действительно, — говорит Филодор. — А почему без меня?
— Потому что ты здесь, а она там.
— Логично, — соглашается заезжая знаменитость.
Взмокший администратор делает его спутнику умоляющие жесты. Знаками показывает в сторону сцены. Процессия медленно, но верно продвигается в нужном направлении. Группа фанов атакует внезапно. Выскочившие из дверей грузового лифта с табличкой “не работает” парни и девушки в комбинезонах окружают кумира. Суют фотографии и ручки для автографов. Поднимается невообразимый гвалт. Все чего-то спрашивают. Просят автограф. Отрывают пуговицу с рукава. Объясняются в любви. Предлагают отдаться из любви к искусству. Толкают за пазуху карточки с номерами своих коммуникаторов. Филодор пытается отпихнуть импресарио.
— Это. Мои. Поклонники. Я. Их. Всех. Люблю, — проникновенно выдавливает он. Из леса протянутых ручек выбирает одну и, не глядя чиркает что-то в подставленном ворохе бумажек.
Импресарио не сдается. Цепко держит подопечного за плечи. Пытается протолкнуть в рот звезды таблетку-антидот.
— Скушай, Фил. Это успокаивающее. Пойдем, мы опаздываем.
Охранники врубаются в кучу-малу и начинают ловить разбегающихся фанов. Филодору, наконец, удается вырваться из лап своего менеджера. В суматохе его толкают. Импресарио шарит руками в воздухе, потеряв опору. Цепляется за кого-то. Этот кто-то — один из ошалевших от счастья фанов.
— Чувак, а можно мне носовой платок от Фила? — глупо улыбаясь, спрашивает кривой на всю башню обкуренный синеголовый человек. Не понять, какого пола. Комбинезон скрывает фигуру, подбородок гладкий, глаза накрашены, в ухе тяжелое золотое кольцо.